| Далтон родился в семидесятом в Сан-Франциско. Его мать работала в крупном исследовательском университете, отец сперва служил в армии, потом, после увольнения по состоянию здоровья, поступил работать в городской департамент шерифов. С детства Коннор слышал от соседей: «удивительно, как его родители вообще уживаются вместе, им ведь, наверно, даже не о чем поговорить». И действительно, эрудированная, образованная женщина-карьеристка и отставной военный, ныне охранник в тюрьме, на первый взгляд составляли странную пару. Коннор привык, что готовит, заботится о доме и ходит в школу отец, а мать зарабатывает деньги и приносит с работы всякие интересные штуки, вроде увеличительных стекол и компьютерных плат. Готовил Далтон - старший, к слову, так себе.
Как бы там ни было, родители Коннора неплохо воспитали ребенка. Одна ключевая черта, которая отличала обоих, передалась ему в полной мере – это чувство ответственности. Юный Далтон еще со школы ответственно подходил ко всему: к урокам, к занятиям в бассейне, к тренировкам отца по самообороне, к дополнительному курсу программирования, на который он записался, чтобы порадовать мать.
Программирование вскоре увлекло Коннора настолько, что он решил: вот оно, то, чем я буду заниматься в жизни. Он был свято уверен в этом и в средней, и в старшей школе. Мать с энтузиазмом поддержала эту идею, и семья стала копить деньги на колледж. Увы, жизнь иногда – та еще стерва. Когда Коннору было шестнадцать, его мать попала в аварию и умерла.
Примерно в это же время Коннор обнаружил свою странную тягу к мальчикам, но это было не то время, чтобы задумываться об этом. Сразу после смерти матери отец Далтона серьезно запил. В дом зачастили сначала дальние родственники матери, потом коллеги отца, потом соседи и даже социальные службы, но на Далтона - старшего ничего не действовало. С работы он уволился и начал методично пропивать накопленные деньги. Коннору стоило больших усилий отбиться от социальных работников: он не хотел потерять отца и отправиться в приют. Ни о какой подготовки к университету речи уже не шло. Наконец, когда дело все-таки дошло до суда, Далтон-старший опомнился. Он кое-как собрался себя воедино, выпросил у бывшего шефа работу на полставки и смог доказать в суде, что все-таки может позаботиться о сыне.
На все эти перипетии судьбы ушло полтора года. В восемнадцать вместо того, чтобы поступить в колледж, Коннор пошел работать… в департамент шерифов Сан-Франциско. Конечно, молодому парню не доверили охранять ни больницы, ни ратушу. Его усадили за бумажную работу, которой никогда мало не бывает. В моду как раз входила всеобщая компьютеризация, и Далтон быстро убедил шерифа города, что может сэкономить им тонну времени, если напишут пару удобных программ. Шериф был согласен хоть на программы, хоть на сатанинские ритуалы, лишь бы избавиться от необходимости печатать рапорты по полдня. Так что следующие два года Коннор занимался автоматизацией канцелярии шерифов.
Дела на работе у него шли неплохо, а вот в личной жизни все было значительно печальнее. Коннор окончательно убедился в собственной гомосексуальности, но не имел представления, что с этим делать: на дворе был девяностый год, движение в защиту геев еще только зарождалось. И, что еще хуже, Коннор прекрасно знал, как отец отреагирует на его признание: в лучшем случае его просто выгонят из дома. Хотя к этому все шло и так, и так: Далтон – старший хоть и перестал пить, уживаться с ним в замкнутом пространстве все равно становилось все сложнее. Он вечно был всем недоволен, вечно ввязывался в какие-то скандалы с соседями, без конца передвигал вещи в доме и затеивал какие-то бесконечные, безумные ремонты. Как будто все, что осталось в его жизни важного, – это ободранные стены и скрипящий шкаф.
Когда Коннору исполнился двадцать один год, он, давно устав от всего это, и, в том числе, коротких авантюр в баре на одну ночь, первым делом признался отцу, что он гей. Незамедлительно за этим последовал скандал, и Коннор в тот же вечер съехал в заранее снятую комнату. К чести отца нужно сказать, что он ничего не рассказал на работе, так что никаких проблем с этой стороны не последовало. Но еще через несколько месяцев Далтон все равно ушел из департамента шерифов. Ему отчаянно хотелось уехать из города куда-нибудь подальше, так что, когда он случайно познакомился в баре с программистом из Нью-Йорка, который как раз только что основал свою маленькую фирму, Коннор, не задумываясь. Рванул вместе с ним на восточное побережье.
Два с половиной года в Нью-Йорке прошли как в классическом любовном романе. Ну или почти классическом, учитывая пол обоих персонажей. Коннор жил в квартире своего «босса», спал с ним и чувствовал себя прекрасно. Пока однажды они не поняли, что «влюбленность» сошла на нет. Они не разругались, нет, просто постепенно надоели друг другу. А Коннору надоел Нью-Йорк и офисная жизнь. Он понял, что скучает по полу-армейским порядкам и тому удивительному чувству ответственности, которое царило в департаменте шерифов. Сперва он подумывал устроиться в полицию или даже записаться в армию, но случайно нарвался на листовку ФБР. Чтобы поступить в Академию в Квантико, нужно было быть в возрасте от двадцати трех до тридцати семи лет и иметь за плечами минимум три года стажа в смежной с законом области. Коннору было двадцать четыре, и в департаменте шерифов родного Сан-Франциско он проработал без малого четыре года.
Разговор с рекрутером был коротким: тот оценил спортивную фигуру Далтона, его навыки самообороны, его знание техники, и тут же написал на листке бумаги, куда и когда явиться с вещами.
Четыре с небольшим месяца обучения в академии ФБР были интересными и изматывающими. Коннор за всю свою жизнь не пробежал столько, сколько за эти шестнадцать недель! И никогда еще ему не приходилось учить наизусть столько сомнительной ценности фактов. Но учеба есть учеба, и родители всегда учили Далтона доводить начатое до конца. Специализацию он, разумеется, выбрал связанную с наукой и техникой, и через положенный срок вышел в большой мир агентом офиса специальных технологий.
Через несколько лет, когда выделилась отдельная ветвь технологий и информации, Коннор перешел работать туда. Он сосредоточился на разработке средств компьютерной защиты, и время от времени его привлекали к операциям по отслеживанию террористической активности. Работа была далеко не простая, но действительно интересная. За семь лет, что Коннор «рос» от агента на испытательном сроке до старшего специального агента, ветвь технологий и информации несколько раз делилась и разрасталась. В офисах во всех концах страны появлялись отделы по борьбе с кибер-преступностью.
Наконец, когда на западном берегу начали собираться IT-компании, было совсем неудивительно, что большое количество агентов по кибер-безопасности отправили туда. Так в тридцать один год Коннор снова вернулся в родной Сан-Франциско. Правда, ни с кем из бывших знакомых, и в том числе с отцом, он постарался не встречаться.
Начался двадцать первый век - началась своеобразная оттепель для представителей всех возможных и невозможных меньшинств. И в это время Коннор впервые позволил себе задуматься о постоянном партнере. В тридцать три он его нашел. Тони Картер работал в местной полиции, он был веселым, немного развязным, до смешного честным и невыносимо обаятельным. Можно сказать, что это была первая и, кажется, последняя настоящая любовь Коннора Далтона. Через полгода они съехались и начали жить вместе, еще через город Коннор даже рискнул представить Тони кое-кому из коллег. И все прошло не так уж плохо: Сан-Франциско уже начал зарабатывать свою славу города, в котором можно все.
А в две тысячи шестом Тони убили. Во время облавы на банду контрабандистов, кто-то открыл огонь, и началась перестрелка. Тони Картер умер в скорой, не доехав до больницы.
Говорят, история любит повторяться, так вот: она повторилась. Как когда-то отец, Коннор запил. Через две или три недели ему намекнули на работе, что в таком виде появляться в офисе не стоит. Далтон написал заявление об уходе. Это оказалось так просто: бросить все и уйти с головой в жалость к самому себе. Как будто тридцать семь лет упорного труда вдруг перестали что-то значить. Они и перестали. И все, что окружало Коннора, - тоже. Как будто в один момент все… закончилось. Просто закончилось. Так когда-то ему говорил отец, и только сейчас Коннор понял, насколько тот был прав. Почему он не понимал этого двадцать лет назад? Все… кончилось.
А потом на пороге появился отец. Оказалось, что полиция, шерифы и ФБР – это одна большая деревня, и слухи тут распространяются удивительно быстро. Отец за шкирку вытащил Коннора из спальни и заставил слушать: его никто не освобождал от обязанности жить. У него все еще есть дела. Отец деликатно обходил стороной тему мёртвого любовника сына, но при этом каким-то чудом смог донести свою мысль: у них с Тони были обязанности, и теперь, когда Тон больше нет, Коннору придется выполнять эти обязанности за двоих. Это… имело смысл.
Пройдя короткий курс в клинике, чтобы избавиться от последствий затяжного запоя, Далтон подал свое резюме в полицейский участок Сан-Франциско. Его приняли с испытательным сроком: по началу начальство опасалось, что Коннор опять сорвется в запой. Но Далтон смог сдержать себя в руках и с головой ушел в работу. Расследование уголовных преступлений было для него в новинку, но, к счастью, ему чаще попадались дела так или иначе связанные с взломом или хакерством. В городе, помешанном на технике, таких дел хватало.
Параллельно Далтон начал расследование обстоятельств смерти Тони. Расследовать, впрочем, было особенно нечего: вся история была на лицо. Организатор всей схемы с контрабандой, Стивен Макнил, был давно известен полиции. Но собрать улики и связать его с перестрелкой так и не удалось, так что Далтону осталось только глубоко вздохнуть и ждать.
Ждать и собирать информацию. Этим он занимался следующие девять лет. Незаметно и неосознанно случились повышения: до руководителя отдела, до руководителя бюро расследований… Год назад шефа полиция отстранили от должности в связи с громким скандалом, и, когда встал вопрос, кто займет его место, все взгляды упали на Далтона: мэр искал показательно неподкупного полицейского. А Далтона действительно никогда не интересовали деньги – у него была другая цель. | |
